С началом декабря я уже жила эмоциями в предвкушении Нового года. Годы прошли, но тёплые воспоминания о детстве, когда мама наполняла дом приятными ароматами, а папа своими руками украшал ёлку, всё ещё живы. Теперь их нет, и я уже много лет встречаю Новый год одна.

Однако в этом году всё должно было быть иначе. Мой сын Арам и моя невестка Лусине впервые пригласили меня к себе домой встретить Новый год. Два дня назад они позвонили и почти потребовали, чтобы я в этот раз не была одна. «Мама, мы всё подготовили, ждём тебя», — сказала Лусине, и я не смогла отказаться. Где-то в глубине души теплилась надежда, что этот Новый год будет другим, тёплым, семейным.

Я вернулась домой на день раньше. Их квартира была новой, большой и светлой. Лусине уже приготовила часть стола, а Арам торопился упаковать подарки. Из дома доносился тихий голос Шарля Азнавура, на кухне пахло долмой и медовыми пирожными. Лусине поцеловала меня в щеку, прошептала: «Спасибо, что пришла», а Арам гордо объявил: «Мама, мы встретим этот Новый год вместе, впервые в этом доме».

Всё казалось сказкой. Мы сели, вспоминали прошедшие годы, смеялись и даже пели старые армянские песни. Когда было почти 12 часов, я встала, чтобы почистить мандарины и поставить их на стол. В этот момент зазвонил телефон Арама.

Это было необычно.

Он взял трубку и быстро вышел из кухни. Голос его был негромким, но лицо мгновенно изменилось. Лусине это заметила, и, несмотря на мой возраст, я сразу поняла, что это что-то неожиданное. Разговор длился всего 30 секунд.

Когда он вернулся в комнату, он был другим человеком. Арама, который уже видел звонок, не было. Счастливый, с широко раскрытыми глазами и уверенным взглядом. Его взгляд потемнел, голос срывался. Он стоял перед нами, смотрел на Лусине, потом на меня.

— Мама, мне пора идти. Прости меня.

Сначала я подумала, что это что-то срочное, связанное с работой. Но его следующие слова пронзили воздух в комнате.

— Звонил мой отец, мой биологический отец… Он сейчас в больнице, в очень плохом состоянии. Мне нужно его увидеть.

Я замерла. Арам никогда не говорил о своём биологическом отце. Он вырос под опекой матери и моего отчима. Когда мы поженились с его матерью, ему было шесть лет. Я приняла его как родного сына. И он принял меня.

Мы никогда не говорили о его настоящем отце. Он отсутствовал, словно его не существовало. И теперь, в самый важный вечер, он внезапно появился.

— И как он узнал о тебе? — едва прошептала Лусине.

— Он нашёл меня в соцсетях, писал несколько месяцев назад… Я не ответила, но сегодня… Мне захотелось уйти.

Лусина замолчала. Я тоже. Она взяла куртку, прошептала.

— Мама, прости меня…

Дверь закрылась. И в этот момент в комнате повисла тяжёлая тишина. Помню, как за дверью доносились звуки новогоднего фейерверка — приглушённые, резкие, непонятные. Лусинина молча собирала тарелки. Я сидела в кресле, держа в руке полуочищенные дольки мандарина.

Что-то внутри меня рухнуло. Вышла на свободу забытая боль, долго хранившаяся взаперти. Мой сын, тот, кого я называла сыном, который всю жизнь называл меня «папой», сегодня впервые оставил меня… ради чужого человека, своего родного отца.

Я не задавала вопросов. Ни мне, ни Лусине. Я знала, что теперь ничего не изменится. Лусине вытерла слёзы и села рядом со мной.

— Знаешь, мне сейчас очень нужно твоё присутствие. Если бы не ты, не знаю, что бы я делала.

Я обняла его. Сына больше не было, но моя невестка, его жена, стала единственным светом в ту ночь.

Мы остались одни. Молчаливые, без притворной радости. Без удивленных взглядов. Ночь, которая должна была объединить, обернулась разлукой.

И я поняла, что порой самое большое разочарование приходит от людей, для которых ты когда-либо делал всё.